Сказ о том, как космический пират заблудился на по...

Скрежет перешёл в визг. Что-то резануло по обводам, будто огромной консервной открывашкой прошлись по борту. За ним — тук-тук-тук, как если бы кто-то вежливо стучал ключом на сорок в дверь.

— Не открывать! — шепнул из-под крышки чёрт. — С этими лучше через бумагу общаться.

— Через какую ещё бумагу? — не понял Зарг, нащупывая аварийный фазоразмыкатель. Кнопка ответила ему жалким щелчком, как собака, которая когда-то умела лаять.

— Самую страшную, — торжественно сообщил голос из табакерки. — С печатями.

Лючок табакерки приоткрылся на толщину ногтя, и оттуда вывалился сложенный вчетверо лист. Пухлая синяя печать целовала углы, мимо по диагонали шёл никто не читавший её штамп «СРОЧНО». Вверху уверенно глядел орёл с усталым видом.

— Что это? — спросил Зарг всем своим скептисом.

— Постановление, — гордо сказал чёрт. — Об отнесении объекта к особо охраняемым. Неприкасаемо. Любой, кто подойдёт ближе трёх шагов, почувствует беспричинную тоску и внезапную любовь к правилам техники безопасности.

— Это магия?

— Это бюрократия, — вздохнул чёрт. — Куда ей магии.

Когти снова царапнули по корпусу — и вдруг стихли, как только Зарг, повинуясь странному импульсу, прилепил лист к заклёпкам под иллюминатором. Снаружи послышалось:

— Сань, смотри, бумага.

— О-о… — протянул второй голос с уважением. — Печать-то настоящая. Видишь? «Особо… охр… охр?..»

— Охраняемая зона, Валерича позовём? — третий голос, самый осторожный.

— Валерич спит. Зимой будим, когда снег, — авторитетно резюмировал голос №2. — Айда отсюда, дурная примета. Вон там, у баржи, железо неподписанное.

Шаги удались, вода опять зашептала сама с собой. Внутри стало неожиданно тихо, только «кап-кап-кап» сочилось из трюма, как плохие новости.

— Сработало, — выдохнул Зарг, — временно.

— Всё у нас временно, — философски подтвердил чёрт и, обретя смелость, выбрался наружу. — Ладно, к делу. У тебя было желание «назад, к звёздам». Формулировка широкая, а я нынче узкий. Значит, действуем обходом.

— Каким ещё?

— Город — Северодвинск. Это как космодром, только для железа, которое боится неба. Здесь есть ворота, которые раз в сутки открывают море, чтобы оно не скучало. Если к этому моменту ты будешь не как мёртвый кит, а как что-нибудь бодрое, выскочишь в Белое море, там огибаем маяк, дальше — на север, — чёрт ткнул в потолок хвостом, — там небо иногда падает на землю, зовётся «северным сиянием». В нём дыр полно. В одну и пролезем.

— Ты предлагаешь мне всплыть на подводной лодке? — Зарг показал на несчастные манометры, стрелки которых обнялись и уснули. — На этой подводной лодке?

— Не впервой ей нарушать инструкцию, — отмахнулся чёрт. — К тому же у тебя есть топливо.

— Где?!

— Вот, — чёрт сунул лапку в аварийный запас и вытащил пластиковую бутылку с прозрачной жидкостью. На горлышке — этикетка «Огуречный рай». — Это же север. Здесь этим двигатели заводят и дружбу проверяют.

— Это самогон, — машинально понюхал Зарг и чихнул сразу четырьмя носами. — Им можно топить звёздный реактор?

— Если его сначала обидеть, можно, — уверенно ответил чёрт. — У тебя есть ещё магний от ракетницы, катушки, компрессор и… — он заглянул в глубины трюма. — О, набор для быстрых похорон. Прекрасно, пригодится труба.

— Для чего, простите? — Зарг начал жалеть, что не остался у таможенников.

— Для импровизированного кавитационного чуда, — блеснул глазами чёрт. — Сделаем из твоей гордости временный паровой чайник. Без красоты, но с характером. Главное — пережить пуск и не задохнуться.

Работали молча. Чёрт выстукивал хвостом какие-то формулы на ржавой панели, как древнюю морзянку. Зарг с силой, достойной космического корсара и отчаяния, подтягивал кабели, скручивал контакты, ввинчивал магний в трепещущие внутренности компрессора, заливал «Огуречный рай» в криво вымоленную чёртом «топливную чашу». Где-то под ногами вода лениво попыхивала, как старый кот на печке.

— Запомни последовательность, мешок с глазами, — чёрт встал на пульт, как дирижёр. — На «три» перекрестись любой своей религией, на «четыре» — вдохни поглубже, на «пять» — не думай о белых медведях. И самое важное: когда пойдёт грохот — держись за что-нибудь, что умеет держать тебя.

— А ты?

— Я уже держусь, — чёрт показал хвост, намотанный на рычаг, как удачливый морской узел.

Снаружи, едва слышно, вздохнул ветер. Вдали, над городом, красным глазом моргнул маяк. Где-то за доковыми стенами хрипло залаял пёс — то ли настоящий, то ли внутренний.

— Раз, — сказал чёрт и щёлкнул ногтем по реле.

— Два, — откликнулось эхо.

— Три.

Зарг перекрестился всеми известными ему созвездиями, даже теми, в чьих богов не верил.

— Четыре.

Воздух в рубке стал густым, как кисель. Металл под ногами ощетинился вибрацией.

— Пять!

Мир взорвался невозможным чихом. Где-то глубоко, там, где у «Молчаливой Каракатицы» должно было быть сердце, взревела картонная буря. По корпусу побежали дрожащие тени, всё задрожало, застонало, загремело и — пошло.

Лодка, привыкшая к медленной смерти, вдруг вздрогнула и с трудом оторвалась от дна, как старик от теплого пледа. Вода вокруг загудела, на стекло иллюминатора полезли бульбашки, будто стая испуганных дрожжей. Вверху, совсем рядом, стали прорисовываться ржавые лесенки дока, полосы бетона, тёмные пятна водорослей и — полоска воздуха.

— Держись! — крикнул чёрт, но было уже поздно: давление хлопнуло по ушам, как суровая тётка по затылку. Зарг успел только обнять кресло, и то кресло обняло его.

Лодка вынырнула в чёрную лужу дока, задохнулась, кашлянула паром. Ночной воздух ворвался в рубку с запахом смолы, мокрого дерева и далёкой, неприличной свободы. Где-то на берегу кто-то узнал в темноте чудо и разлил по нему матом.

— Ворота ещё закрыты, — прохрипел чёрт, деловито приглаживая фрак, как будто только что не устроил промышленные чудеса. — Но скоро смена у насосной, они приоткроют. Нам надо продержаться минут десять и не привлекать внимания.

— Мы торчим посреди дока и дымим паром, — указал Зарг глазами на, собственно, пар. — Как, по-твоему, это — «не привлекать»?

— Для Северодвинска это — вторник, — успокоил чёрт. — Сидим тихо. А если придут — покажешь бумагу.

Слово «бумага» снова произвело магический эффект: шаги на набережной заметались, из темноты на секунду вынеслась встречная тень с налобным фонарём, застыла в нерешительности, перекинулась тихими репликами с другой тенью — и уплыла прочь.

— Видишь? — шепнул чёрт. — У людей два страха: непонятное и оформленное.

Где-то дальше по доку, за железными воротами, заурчали насосы. Воздух потяжелел от влажного гудения. Красный огонь маяка мигнул чаще, как будто подбадривал. По бетонным стенам поползла мутная, едва заметная струйка — вода уходила.

— Как только створки тронутся, — чёрт ткнул концом хвоста в схему, на которой карандашом-наперстком был нацарапан кривой маршрут, — подашь полный самодельный ход. С трепетом, но настойчиво. Не дерись с водой — она обидчивая. Поддай, когда тянет, выжди, когда щёлкнет. И ни в коем случае не смотри вниз.

— Почему?

— Потому что вниз — это всегда убедительнее.

Ворота загрохотали и расползлись, как старые шрамы. В прорезь ворвался чёрный, дышащий холодом канал, за ним — едва светящаяся плёнка Белого моря. Где-то на горизонте дрогнула тонкая зелёная нитка — с северной стороны небо уже примеряло на себя сияние. Оно похожело на то самое, из-за чего когда-то Зарг решился стать пиратом: обещание, подсвеченное электричеством.

— Сейчас! — крикнул чёрт.

Зарг подал ход. Лодка, подвывая больными суставами, послушно рванулась, как пёс по старой привычке — за палкой. Доковые стены с обеих сторон заскользили назад, вода с шипением стала шире, пространство — холоднее. Из-за угла вынырнули два фонаря и попытались навязать разговор; «Покажите документы!» — донёсся голос. Зарг кивнул на бумагу, прижатую к иллюминатору. Фонари, как по команде, опустились.

— Работает, — удивился Зарг.

— Бумага всегда работает, — зловеще заметил чёрт. — До тех пор, пока не заканчивается печать.

Они вылезли в море. Лёд вокруг был похож на невнятно сложенный пазл: чёрные лужи, серые тарелки, треснувшие блики. Лодка выползла в полынью, фыркнула паром и осталась стоять, как большой ржавый кит, который подумывает о карьере птицы.

— Дальше — на север, — чёрт поднял котелок, как компас. — Там небосклон, он иногда расстёгивается. Успеем — пролезем, а там уж ты знаешь дорогу.

Зарг посмотрел туда, где тонкая зелёная нитка превращалась в ленточный водопад. Он впервые за всё это время почувствовал каплю — не воды, а чего-то, что здесь называли «надеждой». Она была холодная, как местный ветер, и пахла ржавчиной и свободой.

— Ладно, — сказал он. — Пойдём.

— И ещё, — чёрт откашлялся. — Насчёт расплаты…

— Потом, — отрезал Зарг. — Когда будем там, где звёзды не тонут.

Чёрт вздохнул, но спорить не стал. Он схватил хвостом за рычаг, и «Молчаливая Каракатица», ворча и чиркая пузом по кромкам льда, двинулась к северу, туда, где небо уже лоснилось дырками.

Сзади, в доках, ещё долго капало «кап-кап-кап», но теперь этот звук казался не методомичными похоронами — а будильником.